
бугага
1
Река раскинулась. Течет, грустит лениво
И моет берега.
Над скудной глиной желтого обрыва
В степи грустят стога.
О, Русь моя! Жена моя! До боли
Нам ясен долгий путь!
Наш путь - стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь.
Наш путь - степной, наш путь - в тоске безбрежной -
В твоей тоске, о, Русь!
И даже мглы - ночной и зарубежной -
Я не боюсь.
Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами
Степную даль.
В степном дыму блеснет святое знамя
И ханской сабли сталь...
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...
И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Останови!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Закат в крови! Из сердца кровь струится!
Плачь, сердце, плачь...
Покоя нет! Степная кобылица
Несется вскачь!
7 июня 1908
Крестят нас огненной купелью,
Нам проба — голод, холод, тьма,
Жизнь вкруг свистит льдяной метелью,
День к дню жмет горло, как тесьма.
Что ж! Ставка — мир, вселенной судьбы!
Наш век с веками в бой вступил.
Тот враг, кто скажет: «Отдохнуть бы!»
Лжец, кто, дрожа, вздохнет: «Нет сил!»
Кто слаб, в работе грозной гибни!
В прах, в кровь топчи любовь свою!
Чем крепче ветр, тем многозыбней
Понт в пристань пронесет ладью.
В час бури ропот — вопль измены,
Где смерч, там ядра кажут путь.
Стань, как гранит, влей пламя в вены,
Вдвинь сталь пружин, как сердце, в грудь!
Строг выбор: строй, рази — иль падай!
Нам нужен воин, кормчий, страж.
В ком жажда нег, тех нам не надо,
Кто дремлет, медлит — тот не наш!
Гордись, хоть миги жгли б, как плети,
Будь рад, хоть в снах ты изнемог,
Что, в свете молний — мир столетий
Иных ты, смертный, видеть мог!
1920
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
И прозрачные киоски,
В звонко-звучной тишине,
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне...
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее - область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.
Ты должен быть гордым, как знамя;
Ты должен быть острым, как меч;
Как Данту, подземное пламя
Должно тебе щеки обжечь.
Всего будь холодный свидетель,
На все устремляя свой взор.
Да будет твоя добродетель -
Готовность войти на костер.
Быть может, всё в жизни лишь средство
Для ярко-певучих стихов,
И ты с беспечального детства
Ищи сочетания слов.
В минуты любовных объятий
К бесстрастью себя приневоль,
И в час беспощадных распятий
Прославь исступленную боль.
В снах утра и в бездне вечерней
Лови, что шепнет тебе Рок,
И помни: от века из терний
Поэта заветный венок!
Если, как это часто случается, Я отождествляется с
маской, индивид сознает в большей мере не свои реальные
чувства, а ту роль, которую играет. Он отчуждается от себя,
и вся личность становится плоской, двухмерной. Он
становится видимостью человека, отражением общества –
вместо того, чтобы быть самостоятельным человеческим существом.
Два человека разговорились. Причем один человек заикался на гласных, а другой на
гласных и согласных.
Когда они кончили говорить, стало очень приятно - будто потушили примус.
Одному французу подарили диван, четыре
стула и кресло.
Сел француз на стул у окна, а самому хо-
чется на диване полежать.
Лег француз на диван, а ему уже на крес-
ле посидеть хочется.
Встал француз с дивана и сел на кресло,
как король, а у самого мысли в голове уже
такие, что на кресле-то больно пышно. Лучше
попроще, на стуле.
Пересел француз на стул у окна, да толь-
ко не сидится французу на этом стуле, потому
что в окно как-то дует.
Француз пересел на стул возле печки и
почувствовал, что он устал.
Тогда француз решил лечь на диван и от-
дохнуть, но, не дойдя до дивана, свернул в
сторону и сел на кресло.
- Вот где хорошо! - сказал француз, но
сейчас же прибавил: - А на диване-то, пожа-
луй, лучше.
ГОЛУБАЯ ТЕТРАДЬ N% 10
Марков снял сапоги и, вздохнув, лег на диван.
Ему хотелось спать, но как только он закрывал глаза, желание
спать моментально проходило. Марков открывал глаза и тянулся рукой за книгой,
но сон опять налетал на него, и, не дотянувшись до книги, Марков ложился и снова закрывал глаза.
Но лишь только глаза закрывались, сон улетал опять, и сознание становилось таким ясным,
что Марков мог в уме решать алгебраические задачи на уравнения с двумя неизвестными.
Долго мучился Марков, не зная, что ему делать: спать или бодрствовать?
Наконец измучившись и возненавидев самого себя и свою комнату, Марков надел пальто и шляпу,
взял в руки трость и вышел на улицу. Свежий ветерок успокоил Маркова,
ему стало радостнее на душе и захотелось вернуться обратно к себе в комнату.
Войдя в свою комнату, он почувствовал в теле приятную усталость и захотел спать.
Но только он лег на диван и закрыл глаза, — сон моментально испарился.
С бешенством вскочил Марков с дивана и, без шапки и без пальто, помчался по направлению к Таврическому саду.
БАСНЯ
СУД ЛИНЧА
Петров садится на коня и говорит, обращаясь к толпе, речь о том, что будет, если на месте, где находится общественный сад, будет построен американский небоскреб.ПОТЕРИ